За нашу и вашу свободу
Dec. 26th, 2013 12:23 amКогда я смотрела многочисленные интервью Ходорковского, у меня было тревожное ощущение дисгармонии в его внешнем облике. Он всегда, с незапамятных времен виделся мне именно с седой обритой головой, но в коричневом балахоне монаха-доминиканца, с капюшоном и подпоясанный веревкой. Хороший костюм с галстуком - эта форма не подходит к содержанию.
Я очень рада, что Ходорковский на свободе. Он и сам не ожидал, что когда-то выйдет свободным человекoм. Пару месяцев назад он был уверен, что умрет в тюрьме. Жадное безудержное внимание к нему вполне понятно: это любопытство людей, жаждущих видеть счастливца, ускользнувшего из челюстей крокодила. Вот человек в зловонной пасти, гибель неминуема - и вдруг крокодил сам разжал челюсти. Чудо! Пресс-конференция в Берлине - это современная версия того, как толпа давилась, чтобы взглянуть на освобожденного Понтием Пилатом разбойника Вар-равана.
Да. И пуськи, слава богу, на воле. Мне, мягко говоря, их эстетика не близка, но как я рада, что они вышли! Пуськи надавили на болючий нерв в гнилом зубе, и церковь всей гориллей мощью с обиженным воплем закатала девчонок в асфальт.
Мне плохо удается сформулировать, что я чувствую по поводу их акций и эпатажной оппозиции вообще, но вот такое дело. У меня есть приятель, который человек религиозный, консервативный до идиотизма и вообще не ценитель авангарда и эпатажа. И он полностью и стопроцентно за пусек, и всегда был за них горой с самого начала.
Как человек, когда-то испортивший отношения с советской властью по еврейской линии, мой друг ясно понял: оппозиция - это единственные люди, которые тебе помогут, когда власть будет тебя гнобить. Они помогут с работой, когда погонят отовсюду и вам будет нечего жрать, они помогут, если ты окажешься в тюрьме, они помогут оставшейся на воле семье. Оппозиция тех времен состояла из разных людей, и у этих диссидентов, пошедших наперерез системе, были явно не ангельские характеры и порой дикие взгляды, но это были единственные люди, к которым можно было пойти. Поэтому поддержка оппозиции - святое дело, чтобы было к кому обратиться, если твои собственные взгляды, твой бизнес, твоя национальность сделают тебя предметом гонений. Сегодня мы за них, a завтра, не дай бог, - они за нас.
Я очень рада, что Ходорковский на свободе. Он и сам не ожидал, что когда-то выйдет свободным человекoм. Пару месяцев назад он был уверен, что умрет в тюрьме. Жадное безудержное внимание к нему вполне понятно: это любопытство людей, жаждущих видеть счастливца, ускользнувшего из челюстей крокодила. Вот человек в зловонной пасти, гибель неминуема - и вдруг крокодил сам разжал челюсти. Чудо! Пресс-конференция в Берлине - это современная версия того, как толпа давилась, чтобы взглянуть на освобожденного Понтием Пилатом разбойника Вар-равана.
Да. И пуськи, слава богу, на воле. Мне, мягко говоря, их эстетика не близка, но как я рада, что они вышли! Пуськи надавили на болючий нерв в гнилом зубе, и церковь всей гориллей мощью с обиженным воплем закатала девчонок в асфальт.
Мне плохо удается сформулировать, что я чувствую по поводу их акций и эпатажной оппозиции вообще, но вот такое дело. У меня есть приятель, который человек религиозный, консервативный до идиотизма и вообще не ценитель авангарда и эпатажа. И он полностью и стопроцентно за пусек, и всегда был за них горой с самого начала.
Как человек, когда-то испортивший отношения с советской властью по еврейской линии, мой друг ясно понял: оппозиция - это единственные люди, которые тебе помогут, когда власть будет тебя гнобить. Они помогут с работой, когда погонят отовсюду и вам будет нечего жрать, они помогут, если ты окажешься в тюрьме, они помогут оставшейся на воле семье. Оппозиция тех времен состояла из разных людей, и у этих диссидентов, пошедших наперерез системе, были явно не ангельские характеры и порой дикие взгляды, но это были единственные люди, к которым можно было пойти. Поэтому поддержка оппозиции - святое дело, чтобы было к кому обратиться, если твои собственные взгляды, твой бизнес, твоя национальность сделают тебя предметом гонений. Сегодня мы за них, a завтра, не дай бог, - они за нас.