Памяти отца

Я очень люблю бабочек. Специально развожу петрушку во дворе, чтобы они выводились в ней, а когда они вылетают, то садятся мне на пальцы.

Я в ужасе от предметов с изображением бабочек. В нашей больнице умирающим на дверь палаты вешают изображение фиолетовой бабочки.  Это знак паллиативной медицины, всем понятный символ освобождения души от тела.

Мой отец сегодня стал свободен.

Куда полетела его душа, я знаю.

Он прожил примерно тридцать лет в Киеве, тридцать - в Москве, и двадцать - в Америке. Книжная полка у изголовья его кровати набита битком: учебники английского, мамины дневники пятидесятилетней давности, книги по еврейской истории, календари еврейских праздников. Альбомы с видами Киева, малый кобзарь, украинские пословицы, украинские песни, книжки на украинском языке, которые он привез с собой в чемодане. Бутыль из-под горилки в виде фарфорового гетмана. Обложка от коробки конфет "Вечерний Киев", вырезанная и сохраненная.

Если душа не умирает со смертью тела, то душа моего отца летит сейчас над Киевом, над Золотыми Воротами, над золотоворотским сквером со скамейками, где он повстречал мою маму. Он жил рядом - улица Полупанова, дом с шарами, последний этаж.

Украина всегда была его ненькой, украинский язык - ридной мовой, Киев - лучшим городом земли. Он любил и Россию, и Америку, и как всякий еврей, любил Израиль, но молодость у человека одна, и у моего отца она прошла под киевскими каштанами. Очень надеюсь, что душа его там, где живы его сестра и брат, мама и папа, дедушка и бабушка, и вечно чуден Днепр, каштаны цветут, и вьются бабочки.